...А после я сжег твое тело на костре, но вот она ты, живая, здоровая и, насколько я помню, в прошлом ты никогда не был женщиной, - ухмыльнувшись и закинув в рот виноградину, Доктор кокетливо осмотрел Мисси с головы до ног, восхищаясь ею и не скрывая своего восхищения.

- Не скули под дверью. Выбирай координаты, ищи поводок, мы идём гулять!
И рыжая, тихо хихикая, скрылась за дверью прежде, чем с ней сделали что-нибудь нехорошее. В комнате её ждало новое испытание нервов на прочность. Найти одежду, да такую, чтоб выглядела прилично, не выделялась там, куда они отправились – куда, кстати? – и, что самое важное, чтоб её можно было без труда нацепить поверх гипса, украшающего её сломанную ногу.

- Ты когда-нибудь перестанешь выпендриваться, Король Драмы и Гений Идиотизма?!

Выглянуть обратно, скептически оглядеть превратившуюся в сцену для кровавого театра улицу и возвести очи к потолку. Он там что-то думал про небольшие отличия? Ну так вот, это была ошибка. Эта версия Мастера была не просто запальчивой, а слегка чокнутой, кажется. По крайней мере по сравнению с привычной холодной рассудительностью его предыдущей регенерации.

Прочищаю горло, и пересаживаюсь в кресле, меняю позу, теперь уже изображая из себя идеального агента времени, - с ровной осанкой, гордым взглядом и лёгкой, едва намечающейся в уголках губ, улыбкой. Хоть сейчас забирай на обложку любого журнала, чтобы демонстрировать честь, доблесть и храбрость этого заведения.
- По моим подсчётам, вы находились в состоянии близкому к коме три дня, после, почти неделя в состоянии овоща, с редкими проблесками воспоминаний. В основном, во сне. Вы, кажется два раза, звали Конрада, видимо кошмары. К слову, у вас уже девять дней как больничный, и с этого начинать карьеру достаточно смело, хотя, вы же не в курсе.

- Я есмь ужас, летящий на крыльях ночи; сеющий ужас по все вселенной, великий и непобедимый!

Когда она впервые к нему прикоснулась, в груди замерло тянущее, холодное ощущение. Страх. Девушка боялась Рэймонда – боялась, что он не поймёт её и осудит за то, что она уже натворила и высказала ему; за то, что она допускала мысль о том, чтобы использовать близость с ним с целью разобраться в себе. Боялась, что оттолкнёт и выставит за двери ТАРДИС, и вовсе не потому, что это вновь лишит таймледи всего пространства и времени, и не потому, что тт-капсула сейчас зависла в неизвестной точке бесконечной пустоты космоса и по ту сторону дверей ничего нет. Есть вещи хуже пустоты. Страх этот был ей знаком и от Анны – она познакомилась с этим чувством в тот самый момент, когда делала предложение Рэймонду. Пусть и никогда в этом не сознавалась, выставляя всё наглой шуткой, но она чертовски боялась всё испортить и потерять его.

Но он её не оттолкнул, и Сириана принялась ловко, но неторопливо расстёгивать на мужчине рубашку, будто давая шанс одуматься и отказаться от этой затеи. Когда он её раздевал, вдруг стало стыдно за то, что они, повелители времени, так запросто поддались простой, человеческой и примитивной страсти. За то, как привычно и охотно отзывалось её изменившееся тело на прикосновения Рэймонда, как от близости участилось дыхание. Сам он, впрочем, не изменился – и именно это отчасти послужило причиной робости Сирианы.

Анна Милтон когда-то легко и просто, без лишний расспросов удовлетворилась короткой историей о том, откуда на груди Рэя взялось пятно бледной тонкой кожи, и она думать забыла о шраме, будто бы его вовсе не видя. Сириана же знала историю его появления и была виновата в его появлении. Пусть лишь отчасти, пусть всю вину можно было свалить на Странника... Это не мешало ей желать всё исправить, хотя бы вернуть Рэю сердце, вырвав из своей груди то, что совсем недавно принадлежало Анне. Пусть дыра в груди останется лучше у неё самой, подвывающая от беспощадного ветра судьбы. Но она не могла. Могла только любить, и любила.

И всё остальное неважно, включая намерения Сир разобраться в себе. Что там разбираться? Анна жива в её памяти. Так же, как жива та Сириана, что правила мирами. Но ни та, ни другая не были ей, ей настоящей. Маски, пусть и разные, но маски. В чём-то правдивые, в чём-то не очень. Смелые, отчаянные, готовые отдать жизнь за то, что считают правильным. Она их такими сделала... Но смогла бы она сама пожертвовать собой, настоящей собой, раз и навсегда погибнуть, ради того, кого любит? Здесь и сейчас она чувствовала, что смогла бы.

Тонкие бледные и покрытые веснушками руки обвили мужчину, и таймледи ненадолго замерла, не зная, что сделать или сказать, но и не желая отпускать. Пальцы в итоге двинулись вдоль шрама на груди, выше, пока не наткнулись на цепочку с кольцами. До этого она её почти не замечала... Болтается что-то на шее и болтается. Пальцы отдёрнулись от едва тёплого металла колец и Сириана вздрогнула от воспоминаний о том, где, как и после чего их бросила. И крепче обняла Рэя.
- Я тоже всегда буду рядом, - вдруг вспомнила она слова, которые слышала и от Рэймонда, и от Уилсона, и на которые пока так и не было возможности ответить. Будет. Всё будет. Да, не будет Трали, Кофейной гущи и всего, что делало их людьми. Зато будет другое. Всё время и пространство, например. И те же страстные поцелуи, кофе, смех по утрам, отпечатки босых ног на песке далёкого-далёкого мира, который никогда никто не видел и не увидит. Приключения, опасности, страсть... И всё остальное, что прилагается к их нынешней жизни. У них будет всё.

Но пока что её жизнь практически всецело зависела от происходящего впереди. В зале было несколько светлее, и пусть гости с Галлифрея были пока не достаточно близко, чтоб рассмотреть или же принять участие в происходящем, по слышимым разговорам можно было догадаться, что ничего хорошего там не происходит. Но все шепотки и возмущённые возгласы через несколько мгновений заглушил иной звук. Его можно было сперва принять за рёв страшного чудовища, и Сир невольно вздрогнула. Всё же если то и было чудовищем, то механическим. Пол под ногами загудел, а скрежет металла о камень заставил поморщиться. Нахмурившись и переглянувшись с Рэймондом, таймледи двинулась вперёд, стараясь пройти мимо явно недовольных этими её попытками гномов. А те, кто контролировал порядок в этой толпе, и вовсе решили вмешаться.
— Эй, куда? А ну в очередь!
— Да какая ещё к далекам очередь? Она не движется!