«Быть Блэком, это почти то же самое, что быть отпрыском королевской крови».
От своей крови и её величественности в той или иной степени никогда не убежишь. И каким бы бунтарем Сириус не был, он всегда был и остается Блэком. Только Блэком, который навеки войдет в историю этого мрачного и аристократичного семейства, как человек, который красно-золотистым буйством красок ворвался и сломил их серебристо-зеленую размеренную жизнь.
Он всегда смеялся в лицо мании под лозунгом «Чистота крови навек». Не разделял людей по статусу крови, не делил их на «плохих» и «хороших», которых и так в равной значимости достаточно в волшебном мире.
«Вовсе ты не плохой человек, ты очень хороший человек, с которым случилось много плохого, понимаешь? К тому же мир не разделен на плохих и хороших. В каждом есть и светлая и темная сторона. Главное то, какую выбрал ты. Это определяет все».
Он популярен, безусловно пользуется спросом среди представительниц противоположного пола, легко постигает все тонкости магии. Только на деле он никогда не шёл по наиболее легкому пути. Даже в тех делах, где порой тяжесть только с каждым годом все сильнее будет подкидывать гирь на сердце.
«1203 год. «Он был забавным, а стал великим». Такое резюме прочитанному могла дать только она. Он обязательно прочтет почти восьмисотлетнюю мудрость. И станет великим. Ведь она этого хочет».
Нарцисса. Белокурый и невероятно трогательный ангел, чья жизненная стойкость тесно переплетена с трагичностью. Он будет любить её и после, вспоминая те моменты, когда они были вдвоем, счастливые и абсолютно не обремененные своими семейными обязательствами.
Она навсегда для него останется той самой, милой Нарциссой, которую подтолкнули пойти не по той дорожке.
А воспоминания о нем всегда будут зажигать её холодное сердце. Он на это способен.
Ведь всегда самая яркая звезда — собачья.

Вряд ли кто-то захочет добровольно оказаться в месте, полном трупов, затхлости и плесени. Нет, разумеется, безумцев и искателей приключений полно, но Нарцисса не относилась к их числу. Поэтому это место повергло ее в шок, вызвало отвращение , вот только желудок был отвратительно пуст. А еще ее интересовало, куда делись ее штаны. Она закрыла глаза, пытаясь унять гудящую боль в голове. Это могло бы быть похмелье, Нарцисса была счастлива, будь это треклятое похмелье, но это было лишь от сильного магического выброса и нескольких ударов головой о стены. Прижать руку к глазам, закрыть и мечтать проснуться в другом месте. Но тяжесть обручального кольца не давала этого сделать. Нарцисса сощурилась, когда под веки проник сизый мрак - солнце уже было на небосклоне, но плотные тучи закрывали весь его облик. Дождя не было.
В затылок ей дышали - тихо, но настойчиво, будто бы с яростным остервинением вбивая в собственные легкие воздух. И ощущение это, чужого присутствия, было так себе, если честно. А ещё поперек ее талии лежала чья-то рука. Нарцисса уставилась на эту руку, пытаясь понять, кому она принадлежит - красивая и тонкая, явно женская, с короткими ногтями. Без колец и браслетов. Манжеты ажурные и красивые.
- Это Белла, -с явным облегчением подумалось Нарциссе, и она повернулась, дабы точно убедиться в этом. Это действительно была Беллатрикс - ее спутанные волосы закрывали половину лица, но ее платно сжатые губы невозможно было не узнать. От нее едва ощутимо пахло кровью, а может быть это от нее самой, Нарциссы. Душок мертвечины уже начал расползаться по комнате.
Нарцисса осторожно выползла из объятий, тихо ступая на пол. Руди спал в кресле, спрятав ладони подмышки и накинув капюшон своего плаща на голову. Нарцисса узнала его по туфлям. Рядом на полу спал Рабастан, подложив себе под голову свой плащ. Во сне он перестал хмурится и сразу же стал выглядеть моложе и даже симпатичнее. Ее брюки валялись комом возле кровати, и теперь понятно, почему она их сняла - на штанине красовалось пятно блевотины. Нарцисса бросила штаны и присела возле Басти, потрогав его за плечо. Лестрейдж открыл глаза, окинул ее все еще пьяным взором. Ей стало неуютно под этим взглядом, но Нарцисса не стала прятаться. Она уговорила Рабастана занять ее место, и ничуть не удивилась, когда Белла тут же подкатилась к нему, уткнувшись носом в измазанный чем-то пиджак. Рабастан поманил ее рукой, но Нарцисса лишь подобрала свои штаны и направилась на поиски ванной. В этой богадельне должна быть ванная. 
С той стороны зеркала на нее смотрела все еще привычная она, разве что в волосах были какие-то странные комки, похожие на сгустки запекшейся крови. На ней была рубашка, чулки и все, что она одевала вчера утром. Ничего не пропало.
- Я хочу к Люциусу, - спокойно сказало ей отражение.
- Это пройдет, - ответила Нарцисса
- Нет, - тут же эхом отозвалось отражение, - не пройдет. Мне надо к Люциусу.
Как на зло, в кармане начал звонить телефон. Нарцисса смутно помнила, когда из начали заколдовывать так, чтобы они работали, но вещь была полезная. Звонил ее муж.
Нарцисса поднесла телефон к уху и устало выдохнула в трубку.
- Где ты?
- Настойчив, как всегда, - Нарцисса зажала телефон плечом, и принялась выпутываться из рубашки, корсета, пояса и прочей фигни, в которую она каждый новый день упаковывала свое тело. Единственное, что было с ней всегда - обручальное кольцо. Цисса вывернула кран, трубы затарахтели, выплевывая ржавую воду.
-Я приеду за тобой. Скажи только, где ты, - вода перестала иметь рыжеватый оттенок и стала прозрачной. Нарцисса сунула под нее руку - она даже была теплой. Не горячей, как в Малфой- Мэнор, но и не совсем ледяной. Нарцисса брезгливо скривилась, но таки залезла с ногами в ванную, бросив телефон на пол. Он звонил еще несколько раз, настойчиво раздражаясь трелями. Это было так жалко и так страшно, что Нарциссе хотелось умереть от жалости к себе и тщетных попыток ее мужа что-то исправить. Внезапно телефон замолчал, и Цисса отодвинула зияющую дырами штору, чтобы посмотреть, что случилось, но в ванной оказался Рудольфус. Он выключил телефон и бросил его в раковину. Щетина обхватила его щеки, делая его еще более опасным на вид, поэтому Нарцисса не двинулась с места. Рудольфус наклонил голову, засунув ее под струю воды - она била ему аккурат в затылок и блаженно застонал. Нарцисса помялась с ноги на ногу - ей стало холодно.
- Одевайся, - утерев лицо ладонью, сказал Руди, [u]- я отвезу тебя домой.

.
    – Блэк, ты... – «головой в детстве не ударялась?» – вопрос этот с губ Медоуз готов был сорваться в первую секунду появления огромной (МАТЬ ТВОЮ) чёрной (ТВОЮ МАТЬ) змеи (ТВОЮЖМАТЬ).
    И не то чтобы Медоуз боялась змей, но понимаете, не было возможности проверить и рассчитать вероятность того, что первая в жизни живая змея (а потом ещё две – вторая и третья) окажется не милой маленькой лапушкой с глазами-бусинками, а донельзя кошмарной и… скользкой. Доркас не сдержалась, шарахнулась в сторону от Нарциссы, её палочки, змей, да налетела на доспехи, жалобно зазвеневшие в ночной тишине под аккомпанемент змеиного шипения – услада для глухих ушей Филча, а не мелодия.
    В общем, побыв в немом удивлении пару минут (ох уж эти зоологические неожиданности Хогвартса), староста Гриффиндора поняла простую вещь – хоть Нарцисса и выглядит сказочной феей, внутри у неё столько же сказки и волшебной пыльцы, сколько у любого «благороднейшего и древнейшего» – ноль унций.
    – Ничего такие кобры, Блэк, – оценила Медоуз талант и находчивость слизеринки и так восхитилась самим талантом, что забыла даже, что именно её возмутило в натравливании пресмыкающихся на малолеток (ох уж эти воспитательные меры чистокровных семей). – Не уверена на все сто в необходимости доводить мальца до... Гиппогриф в мою постель! Он, что, задыхается?
    Тот из четырёх, чья нога побывала в крепких объятьях змеиного тельца, немного посинел. Ну, как немного... в тусклом свете коридорных фонарей синий цвет его лица был прямо путеводной звездой отчаяния.
    «Анапнео», – от лёгкого взмаха волшебной палочки трое ребят шарахнулись, как от Адского пламени, а у четвертого слёзы навернулись на глазах (шарахнуться не дало полуобморочное, наверняка).
    Медоуз недоумённо оглядела их, донельзя глупых и напуганных.
    Она просто помогла ребёнку восстановить дыхание, а они... боялись её. И страх этот до того липкий, до того противный, что Медоуз ударило в голову понимание: «Мне от этого не отмыться: хоть даже и сварюсь в ванной старост под заливистый смех Плаксы Миртл в кипятке».
    Медоуз сжигал изнутри стыд за… что, собственно, неясно. Ещё какие-то мгновения назад она сама использовала на маленьких шутниках заклятие, которое могло (пусть и не причинило), но могло причинить кому-то из них боль. И страха не было. Однако стоило Нарциссе перейти какую-то грань, как – нате, пожалуйте. Ребята боялись не Медоуз, а Нарциссу. Медоуз просто попала под купол страшной силы «благороднейшей» Блэк, это как Поттер и Петтигрю на новый лад, где Петтигрю – это она, Медоуз.
    Сложный ассоциативный ряд привел До к такому неутешительному выводу, что она решила завязать с самоанализом. Подумаешь, стыд сжигает! Что мы делаем, когда нас сжигает заживо стыд? Верно! Мы начинаем болтать в утроенном размере. Так сказать, зализываем раны по средствам букв и слов из этих букв.
    Приложил слово к ране и, по мнению Медоуз, рана затянулась. 
    – Пуффендуй, стало быть? То-то вы такие тупенькие. Зато доброты не занимать! Это же надо додуматься – воссоздать болото прямо в коридоре. Видимо, чтоб у учеников появилась достаточно веская причина опаздывать на занятия? Или забавы ради? В любом случае, должна заметить, что исполнение не очень хорошее. Если я смогла избавиться от болота всего лишь... Блэк, ты чего? Точно! Минус пятьдесят баллов Пуффендую за некачественно, тьфу, непозволительное волшебство в стенах школы. И чтобы через пять минут были в своих тёплых барсучьих кроватках, иначе мисс Блэк придумает какую-нибудь... Я не договорила! Невежливо убегать посередине разговора. Вот что за малышня пошла, – Медоуз сокрушалась недолго: стоило ребятам скрыться из вида, она вмиг стала серьёзной и вся её словоохотливость испарилась.
    Осуждение в её взгляде, направленном на Нарциссу Блэк, было двойным: с одной стороны, она осуждала метод, используемый Блэк на маленьких и безобидных; с другой – себя. Ведь она могла остановить её, Блэк, ей ничего это бы не стоило. Однако почему-то предпочла пойти на поводу у собственного злого любопытства: «Так и знала, что Поттером и Блэком вдохновились».
    – Это было жестоко. Пусть и полезно.

Каникулы - пожалуй, самое лучшее время. И неважно, какое это время года. Вот, например, на зимних каникулах Молли почти всегда приезжала домой и проводила время с семьёй. Исключение было только на пятом курсе, когда пришлось остаться в школе, чтобы получше подготовиться к надвигающимся экзаменам.
Зима вообще - прекрасное время года. Всё вокруг белое, красивое, можно играть в снежки, валяться в снегу, а если на улице совсем уж холодно - закутаться в тёплый плед, пить чай, сидя на подоконнике, и смотреть в окно, видя, как метель заметает всё вокруг. На пасхальные каникулы девушка ни разу не оставалась в школе и поэтому понятия не имеет, что там творится в это время. Но весна - поистине прекрасный сезон. Всё вокруг как будто оживает от долгого сна, природа преображается, и ты как будто попадаешь в другой мир - мир, где всё расцветает, листочки распускаются, деревья цветут, трава зеленеет... Это действительно прекрасно.
Но ничто не может сравниться с двумя месяцами летних каникул. И пускай за это время Молли почти всегда успевает очень сильно соскучиться по друзьям из школы, отдыхать где-нибудь с семьёй ей никогда не надоест. Лето - самое любимое время года девушки. И не только из-за каникул. Летом можно просыпаться под пение птиц, бегать под тёплым дождём, купаться в реке или на море, наслаждаться очень вкусными фруктами и ягодами, которые растут теперь буквально на каждом шагу.
Но где же отдыхает летом семейство Уизли? Можно остаться дома и наслаждаться семейным единением. Можно поехать к родственникам в гости и собраться там всей огромной семьёй. Можно взять несколько кузенов или кузин с собой и поехать куда-нибудь далеко-далеко. А можно взять самых родных и поехать в другую страну.
Франция - поистине чудесная страна. Помимо того, что язык очень здорово звучит, так здесь ещё и природа поражает своей красотой. Нет, в Англии тоже она красивая, но когда ты прожил там всю жизнь, как-то не обращаешь на это внимания. А здесь... Присматриваешься буквально к каждому листочку и удивляешься, почему ты раньше не замечал этой красоты.
Когда родители сообщили, что они едут во Францию, Молли огорчилась. Она планировала встретиться с кем-нибудь из школы и отправиться на поиски приключений. Пришлось менять свои планы. Правда, стоило им только приехать сюда, девушка поняла, что мама с папой были правы - ей здесь понравилось.
Первые несколько дней гриффиндорка с явным любопытством рассматривала город. Её интересовали не столько достопримечательности, сколько то, как волшебники в этой стране умело скрываются от маглов. Например, владелец продуктового магазина даже не подозревает, что в его здании есть второй этаж, и что там находится магазин волшебных сладостей, совсем как у них, в Хогсмиде.
Один раз Молли даже попала в неловкое положение - к ней подошла какая-то женщина и, сильно картавя на французском (видно, не здешняя), спросила дорогу. Разумеется, девушка её не поняла, и они обе рассмеялись, когда выяснилось, что женщина англичанка и тоже плохо знает этот город.
Несколько раз на глаза попадались очень симпатичные парни, впрочем, гриффиндорка быстро старалась переменить ход мыслей в другое русло.
Но всё это было, когда она одна гуляла, и гуляла по городу. Но ведь у него такие красивые окрестности! И будет просто очень обидно, если не воспользоваться случаем и не погулять на природе. Правда, в этот раз она была не одна. Так вышло, что Люси как раз в это же время тоже собиралась погулять на природе Франции. Пришлось идти вместе, причём сестра, казалось, была не столько рада этой компании, сколько Молли. Ну, согласитесь же - вдвоём гораздо интереснее! Тем более, когда они обе идут гулять по этой местности впервые.
Поначалу всё шло вполне себе нормально. Сёстры прошлись по набережной, потом направились в противоположную сторону. Гриффиндорка увлечённо что-то рассказывала младшей сестре, та несколько раз вставляла слово. И так всю дорогу.
На то, что сначала девушки шли по поляне, полной цветов, потом начали изредка появляться деревья, и что их становилось всё больше, Молли не обратила внимания. Ну, деревья, и Бог с ними, они же на природе, что тут странного? Кажется, и Люси они не сильно волновали.
Но когда они поняли, что неожиданно для себя оказались в чаще леса (при этом обе не заметили этого, например, Молли увлеклась болтовнёй), разговоры сразу стихли. Первым порывом гриффиндорки было пойти поглубже в лес, дабы посмотреть, что или кто в нём водятся, какие растения, животные... Это же так интересно! Но младшая сестра заметила, что нужно бы попытаться вернуться назад, как-раз-таки потому, что они не знают, какие опасности здесь могут их поджидать (что ещё больше разожгло энтузиазм Молли), но пришлось-таки довериться благоразумию сестры.
Стало просто смешно, когда они не смогли вернуться. Шли же, вроде бы, в этом же направлении, но оказались в ещё большей чаще леса!
- Кажется, мы заблудились. - озвучила девушка очевидное и стала осматриваться.
Повсюду были деревья, кустарники... Трава под ногами, и ни одной тропинки - значит, люди здесь нечасто бывают. Над головой несколько раз пролетали какие-то птицы, да бабочки мимо глаз, вот и все животные, которых она увидела. Но это пока. Деревья были столь высокие, что своими листьями закрывали солнце, поэтому, повсюду царил некий полумрак.
Если бы им было по семнадцать лет, можно было бы воспользоваться магией и выйти обратно, на поляну, но в данный момент это чревато девушкам исключением из школы.
Как же порою жутковато заблудиться в совершенно незнакомой стране в незнакомом лесу и не иметь возможности выйти из чащи, и даже позвать на помощь некого.